Они стояли на обочине типичного американского хайвея, в окружении нескольких полицейских машин с включенными мигалками и еще несколько дорожных патрулей сурово поглядывали в сторону Филимона, направив дуло пистолетов в сторону нарушителя.
— Сэр, если вы мне назовете хотя бы одну резонную причину, по которой вы гоните с такой скоростью, то я подумаю, как облегчить вашу участь — вчитывался патрульный в его документы, и Филимон вдруг увидел, что он сидит за рулем своей нью-йоркской машины и никакой Елены Николаевны рядом нет и в помине.
— Я спешу домой, к жене, — заговорил он, стараясь сохранять полное спокойствие, — я очень извиняюсь, офицер, но я просто задумался на несколько мгновений и потерял контроль над ситуацией.
В этот миг до Филимона дошло, что он не в Киеве, а в Америке, и он громко выругался. Офицер отскочил от машины на несколько шагов и выхватил пистолет из кобуры:
— Выходи! — закричал полицейский срывающимся голосом, и Фил беспрекословно выполнил его команду.
— Лицом на землю! — последовала следующая команда, но за ней тут-же прозвучало совершенно противоположное распоряжение. — Встать!
Филимон вскочил на ноги и чуть не врезал головой по подбородку капитану Дубу, который откинул в сторону гвардейскую шляпу и выхватил шпагу из ножен:
— Именем кардинала! — завопил он, и Фил с трудом увернулся от разящего выпада клинка, но понял, что до края крыши остался всего один шаг и что осталось лишь раскинуть руки, чтобы почувствовать на мгновение упругий поток воздуха под крылом.
Прямо перед ним висела странная луна. Обычно такая большая и яркая в этих широтах, она катилась тусклым медным блином вслед за самолетом. Аэроплан странно подрагивал и поскрипывал, словно яхта под парусами при хорошем ветре.
Фил огляделся вокруг и убедился, что большинство пассажиров мирно дремлют. Его сексапильная соседка раскладывала пасьянс, желая удостовериться в том, что ее планы и желания обязательно сбудутся. Очевидно, желаний было много, и, не отрываясь от очередной сдачи карт, она искоса глянула в сторону и сухо заметила:
— Я, между прочим, к вам третий раз обращаюсь, а вы все бормочете и бормочете. Молитесь? Не бойтесь, только что объявили, что мы в самом центре этой фигуры! Если мой Венечка гулял здесь по пространствам, то самое время ему помахать мне ручкой!
Филимон с трудом выдавил свое тело в проход самолета, и в пять шагов оказался у запасного выхода. Он успел увидеть перпуганные глаза улыбающейся стюардессы и рванул на себя ручки выходного люка.
Поток воздуха втянул его в темное пространство подворотни, а навстречу шагнул никто иной, как Парэлык:
— Ты, че, в натуре?
Парэлык протянул руку за очередной данью.
Размахнувшись что было сил, Фил ударил подонка носком ботинка в пах и услышал рев восторженных трибун.
— Гол! — неслись крики из всех окон дома номер двенадцать, а навстречу Филимону шкандыбал хромой Гаркуша с ножом в руках. Филька схватил мяч в руки и пустился наутек от проклятого дворника. Он нырнул в двери черного хода и побежал на третий этаж, перескакивая через две ступеньки. Этажей оказалось значительно больше, и уже на восемнадцатом он понял, что стоит у двери нью-йоркской квартиры.
— Фил, сколько можно тебя ждать? Ты когда-нибудь научишься ценить мое время? — резко распахнула двери мать, и он улыбнулся, понимая, что сейчас она прочитает ему очередную порцию нравоучений и снова на год унесется в свою солнечную Калифорнию. Он протянул руки, чтобы обнять ее.
Ему показалось, что дорожка слишком мягкая, и по ней совершенно невозможно идти — мешала высокая трава, до пуза, и длинная, до пят, белая рубашка. Мама стояла в нескольких шагах от него и делала призывные жесты рукой:
— Филя, Филька, иди ко мне.
Собственно говоря, и мама выглядела сегодня странно, но времени на обдумывание у него не было — мама звала к себе! Карапуз сделал шажок-другой и побежал, быстро перебирая пухлыми ножками. Оставалось преодолеть какие-то жалкие сантиметры, но в этот миг поляна взбрыкнулась и мягко въехала ему прямо в лицо. Он ничуть не испугался, а перекатившись с живота на бок только крякнул и попытался вновь встать на ноги. Невольно опустив глаза вниз, мальчуган увидел, что белоснежный подол рубашки покрыт алыми пятнами. и тут заорал благим матом!
Он почувствовал прикосновение чьей-то руки и услышал голос Елены Николаевны
— Почему, почему он тогда выбрал его?
Филимон заглушил двигатель и не стал выезжать на дорогу. Буквально через мгновение из-за поворота вылетел огромный грузовик и пронесся в сантиметрах от обочины, качнув порывом ветра машину, словно яхту морской волной.
— Хорошо, — хрипло проговорил Филимон, — ваша взяла. Но могу я увидеть жену? Или она тоже — только сгусток вашей информации?
— Жены бывают только сгустком дезинформации! — похлопала его по щеке Елена Николаевна и вытолкнула из-за руля. — И ваше желание, к сожалению, неисполнимо! Вы просто не представляете, чем чревато дальнейшее промедление!
— В три шага! — воскликнул Филимон и рванул бегом по полю в сторону высоченного стога сена, присыпанного шапкой снега. Он услышал, как за спиной рявкнул движок и понял, что Елена Николаевна не промахнется. По замерзшим кочкам чернозема, лишь припорошенным первыми снегопадами, он несся к крутому подъему, не представляя себе, каким образом окажется наверху. У самого подножия соломенного Эвереста он закрыл глаза и представил себе, что взлетает на самую вершину. Ноги продолжали автоматически перебирать соломенные ступени, и когда Филимон открыл глаза, то над его головой висел плавно остывающий блин солнца, а далеко у подножия поблескивала крыша черного джипа, несущегося по белоснежному полю. К его полному недоумению, Елена Николаевна описала круг вокруг стога и вернулась по проторенной колее на шоссе. Она вышла из машины, махнула Филимону рукой, и через мгновение джип скрылся за редким зимним перелеском.
По той же колее Филимон выбрался на дорогу, и попытался сообразить, в какую сторону ему нужно идти по направлению к городу. Надежды на то, что кто-то остановится на пустынной трассе, было мало, однако увидев приближающуюся машину, Фил поднял руку. Легковушка резко затормозила прямо перед ним, и из нее выскочили люди в военной форме, среди которых Филимон с удивлением обнаружил до боли знакомую рожу капитана Дуба.
— Привет, артист! — ласково произнес капитан, но его спутники уже успели к этому времени заломить Филимону руки за спину и ткнуть лицом в грязный асфальт.
— Так, говоришь, в Москву собрался? — гудел над головой Филимона голос сурового капитана. — Теперь ты все расскажешь: и про поддельные бумаги, и про свою сообщницу, и про свое задание. Шпион москальский!
Очевидно, из чувства долга и патриотизма, капитан долбанул Филимона по башке, и тот уплыл на несколько мгновений в полную темноту. Когда он пришел в себя, то не стал подавать признаков жизни, а продолжал делать вид что находится в нокауте.
— Живой? — забеспокоился капитан. — Чтоб я его часом не убил — приказано живым доставить!
— Дышит, — успокоил офицера один из солдатов.
Через час машина остановилась у старинного серого здания, и Филимон сразу узнал улицу Владимирскую и видневшуюся рядом площадь Богдана Хмельницкого. Машина въехала во внутренний двор здания, где Филимона выволокли из машины. Тут он окончательно открыл глаза и постарался передвигаться самостоятельно. Удавалось это с трудом, так как Дуб больно толкал его кулаком в спину и при этом приговаривал:
— Отсюда, артист, ты уже выйдешь клоуном!
На счастье Фила, двое в гражданском отняли его от капитана Дуба у лифта, и дальше они нормальным шагом добрались до финальной части путешествия. Его определили в абсолютно пустую комнату, без окон, а когда за ним захлопнулась дверь, то оказалось, что на двери нет ни ручки, ни замочной скважины.
Чувство страха знакомо каждому человеку, но в данную минуту на Филимона нахлынуло более тяжелое чувство. Ощущение полной безысходности и отрезанности от всего мира, глухая западня, замкнутое пространство, где он физически ощущал, как время тягуче сворачивается в жевательную резину.
Он лег на холодный бетонный пол лицом и попытался расслабиться и привести мысли в порядок, но в этот момент в комнате вспыхнул яркий свет и двери отворились.
В комнату вошел высокий улыбающийся человек и обратился к Филимону, словно к старому знакомому:
— Привет, Фил! Так на чем мы остановились в прошлый раз?
Глава двадцать первая. Искушение
Сургут встретил стройотрядовцев чудесным летним днем, который как выяснилось, был тремя часами ночи. Солнце сутками не уходило с небосвода, временами лишь прижимаясь к земле. Часть студенческого каравана оставалась здесь, в городе, других отправляли вертолетами в Нефтеюганск. Все лихорадочно обменивались адресами и телефонами и старались сфотографировать друг друга на долгую память.